Воронежские епархиальные ведомости.
Воронеж, 1866–1917, 1882, выпуск № 13
СЕЛО СТАРАЯ ОЛЬШАНКА
Село Старая Ольшанка находится в Землянском уезде Воронежской губернии, расстоянием от Воронежа в 50, а от Землянска в 10 верстах. Село расположено по склону горы в виде полукруга. Ольшанка граничит с следующими селами: на востоке с Семидубровным (имение генерала Потапова), на юге с Новою Ведугой (Киевка), на западе со Старой Ведугой, на севере с Новосильском (Поганец).
Почему село старая Ольшанка получила такое название, предание говорит различно. По одному сказанию такое название село получило от имени первого поселившегося здесь жителя – Алексея, которого обыкновенно называли
Алеша, от этого и село называлось Алешанка, а впоследствии переименовалось в Ольшанку. По другому преданию село получило свое название от множества
ольхи, росшей по берегам реки, при которой основано село; по той же самой причине и самая река называется Ольшанкой. Более вероятным и достоверным нужно признать второе объяснение происхождения названия села, хотя народная симпатия склоняется на сторону первого объяснения, чем более утверждается, что первым поселенцем Ольшанки был именно
Алексей Лунин. Первые жители Ольшанки были выходцы из Орловской губернии.
Судя по рассказам старожилов, можно заключить, что местность, на которой расположено в настоящее время село, представляла все удобства для занятия земледелием и скотоводством, и этим самым могла обратить на себя внимание всякого, бывшего здесь хоть один раз. Река с берегами, поросшими камышом и ольхою, леса и болота богатые дичью, необозримые степи и тучная почва – все это привлекало к себе жителей более бедных местностей, и было причиною, почему местность эта была населена с давнего времени. Так в 1783 году здесь было уже 355 дворов. Но местность эта, представлявшая много удобства для занятия сельским хозяйством, с другой стороны по своему географическому положению, была почти недоступна, так как с северной и восточной стороны была окружена непроходимыми лесами и болотами, на запад тянулись степи, пересекаемые речками и ручейками; южная сторона представляет целую цепь гор, проезд по которым даже в настоящее время весьма затруднителен, а осенью же и во время весенних разливов почти невозможен. Такое географическое положение было причиною, почему местность эта с давних пор сделалась убежищем для всех тяготившихся своим положением и искавших свободной, разгульной жизни. Сюда стекались все стремящиеся устроить свою жизнь на новых началах и обставить ее новыми условиями. Преступники, избегавшие ответственности за свои проступки, крестьяне, недовольные своею жизнью у деспота помещика, – все стремились сюда и находили здесь верное убежище.
Вследствие такого разнородного населения, а с другой стороны, вследствие географического положения местности население Ольшанки разделялось на два класса. Часть населения составляли мирные труженики земледельцы, другая же часть, недовольная скромным занятием земледельца и жаждавшая разгульной жизни, перекочевала в степь и образовала из себя шайку разбойников, которые, разделившись на несколько партий, на лошадях отправлялись в разные стороны для своего разбойничьего промысла и с награбленной добычей снова возвращались домой. Главным местопребыванием разбойничьей шайки был огромный насыпанный ими земляной
курган, в котором и сами разбойники жили и сохраняли все награбленное. Курган этот и в настоящее время обращает на себя внимание своею громадностью, – имеет более 20 саженей в окружности и более 12 аршин высоты. Другим приютом для разбойников был лес
«Долгое». Правительство знало о существовании разбойничьей шайки в пределах старой Ольшанки, но за недоступностью местности не предпринимало строгих мер. И только в царствовании Екатерины II в 1774 году сюда был послан отряд солдат для окончательного уничтожения шайки. Но к этому времени разбои уже значительно сократились сами собой путем естественным, благодаря увеличению населения. Когда население Старой Ольшанки значительно увеличилось, а, следовательно, и местность прорубкой лесов и продолжением дорог изменилась, разбои волею-неволею должны были прекратиться сами собой, а сами разбойники частью удалились в места, более благоприятствовавшие их занятию частью же сделались мирными жителями Ольшанки и занялись земледелием. Некоторые из них впоследствии вели строгую жизнь, отличались искренним благочестием и пользовались в среде народа большом уважением. Вход в курган, в котором пребывала шайка, был зарыт самими разбойниками. Курган этот, впрочем, и в настоящее время не сошел еще со сцены. Ему и теперь приписывают какую-то таинственную силу, и рассказывают множество легенд, которые выдаются, конечно, за самые достоверные факты. Рассказывается, например, следующий случай, имеющий непосредственное отношение к кургану. Лет 30 или 40 тому назад курган этот принадлежал крестьянину, по фамилии
Мацнев, который и пользовался травою, растущею на этом кургане. Один год Мацнев по чему-то не перевез собранного сена, но оставил его на кургане. Этим решились воспользоваться жители ближайшего к кургану хутора для того, чтобы пополнить свои гумна сеном Мацнева. С этой целью пять или шесть крестьян с подводами отправились за сеном; сено было забрано, и крестьяне поехали домой, но, проездивши всю ночь на одном и том же месте, уже утром сами лошади привезли и сено, и самих крестьян прямо в двор только не домой, а в Ольшанку к крестьянину Мацневу. Этот и другие рассказы в различных вариациях с дополнениями и пояснениями передаются из рода в род и окружают курган чем-то в высшей степени таинственным.
В настоящее время к селу приписаны три хутора – Каменский, Устенский и Крушиловка. Каменский хутор получил своё название от множества камней, находящихся в горе, при подошве которой расположен хутор. Устенский или, как его обыкновенно называют, Устье получил свое название от того, что расположен при впадении притока реки Ведуги в реку Ольшанку. Хотя в настоящее время приток Ведуги и сама река Ольшанка пересохли, но хутор остается все-таки с своим прежним именем. Крушиловка явилась сравнительно недавно и своим появлением обязана помещикам, которые выселяли неисправимых крестьян в то место, где находится теперь Крушиловка. На новом месте выселенным крестьянам жилось весьма плохо, так как местность эта представляла совершенно дикую, ни к чему не пригодную пустыню. Они с любовью вспоминали о своей прежней жизни, о тех жизненных удобствах, которыми пользовались в Ольшанке; чаще и чаще слышались слова, упоминаемые в песне:
«чужая сторонка без ветру сушит да крушит», и вот плодом этих воспоминаний прошедшей своей жизни является презрение к своему настоящему положению, выраженное в названии своего хутора Крушиловка. До 1852 года к Ольшанке был приписан еще хутор Верхотопье, но в хуторе была выстроена своя церковь и он сделался самостоятельным приходом.
<...>
Прихожане сей церкви (Троицкой - А.С.) все великороссы, православного исповедания. Жители этого прихода исключительно занимаются земледелием. Впрочем, в 1830 годах они вели весьма деятельную раскопку и торговлю мелом. Но в настоящее время промысел этот совершенно оставлен и единственным источником для поддержания существования населения является земледелие. Прихожане этой церкви в большинстве неграмотные, хотя в селе есть школа, донельзя запущенная по внешности и этим самым обращающая на себя внимание. Считаю не лишним сказать о ней несколько слов. Несколько в стороне от крестьянских изб стоит одинокое, полураскрытое, полуразвалившееся здание. Смотря на него, не вольно задаешь себе вопрос: зачем стоить это, не могущее приносить никому пользы, здание? Но к величайшему удивлению, узнаешь, что здание это имеет весьма большое значение и составляет предмет первой необходимости села – это сельская школа. Поверить, что здание это предназначено для сельской школы, решительно нет никакой возможности. В комнате, в которой дети стараются «постигнуть грамоту», грязь лежит таким толстым слоем, что допустить в классной комнате существование деревянных полов решительно невозможно. Столы для учеников, ветхая классная доска, шкафчик для самого ограниченного количества книг, имеющихся при школе, стол для учителя и совершенно развалившийся стул, называемый почему-то креслом, на который садиться можно только с крайнею опасностью если не за жизнь, то во всяком случае за целость своих членов – все эти предметы покрыты грязью и таким слоем пыли, что кажутся серыми. В углах лежат целые кучи навоза. Стены украшаются единственною изорванною, обрызганной грязью картиной, не имеющей, впрочем, никакого отношения к школе. Эту картину можно встретить на каждой речной спасительной станции; она изображает спасение утопленников. В каких видах картина эта прибита к стене в классной комнате, решить весьма трудно. Ко всему этому нужно прибавить еще и то обстоятельство, что почти все оконные стекла разбиты, и классная комната вследствие этого является совершенно открытой для всех атмосферных перемен. Нужно заметить, что стекла не вставляются даже зимой. При такой обстановке обучение грамоте идет весьма неудовлетворительно. В зимнее время, когда исключительно идут занятия в сельских школах, ученики большую часть времени проводят не в учении, а в согревании своих, окоченевших от чрезмерного холода, членов. Как успешно идет дело обучения, можно видеть из того, что мальчик, ходивший в школу два года, с трудом может разбирать слова. О письме, конечно, не может быть и речи. Словом, школа производит самое грустное, неприятное и отталкивающее впечатление как внешностью, так и результатами обучения. Такое крайне халатное отношение к школе со стороны жителей не мешает, впрочем, им питать самую нежную любовь к кабаку. Кабак в селе пользуется большим уважением; его посещают не только пожилые, но и молодые парни. Нередко можно встретить, как пьяный отец возвращается из кабака вместе с таким же пьяным 17-ти летним сыном. В последнее время пьянство достигло крайнего своего развития. Многие хозяева, жившие прежде безбедно, в настоящее время чрез пьянство лишились всего своего состояния и сделались совершенно нищими. Бывают частые случаи, когда женщина мать большого семейства, видя, как муж пропивает последнюю лошадь или корову, обращается в волостное правление с жалобою на «проклятого мужа разорителя», с рыданиями умоляет сельское начальство запретить «мужу разорителю» пьянство, доводящее все семейство до крайней нищеты. Я видел эти слезы, слышал эти надрывающие душу вопли: (это не те обыкновенные слезы, которые проливает человек для своего успокоения и утешения нет) –это слезы и вопли отчаяния, слезы человека, стоящего на краю погибели. Тяжело смотреть на такие картины, но лица, имеющие в селе власть, смотрят на все подобное с чрезмерным хладнокровием. Вся власть в селе сосредоточена в руках мироедов, о которых считаю излишним говорить, так как лица эти обретаются в каждом селе и известны своими возмутительными действиями всякому. Это «начальство», привыкшее всегда пить на чужой счет и все время проводить в кабаке, не только не искореняет пьянство, но даже покровительствует пьяницам. Просительница – «баба дура» – изгоняется, а муж в благодарность за такое решение должен просить начальство в кабак для угощения «могарычем», хотя бы этот могарыч покупался на последнюю лошаденку. Голоса священников, которые восстают против этого общественного зла, не достигают желанной цели. Мироеды слишком авторитетные лица для того, чтобы противопоставить свой голос голосу священника. Бывали случаи, когда крестьянин, убежденный священником, некоторое время переставал пьянствовать, но раз попавши в общество мироедов, начинал пить снова и пропивать даже последнюю избу. Следующий факт, впрочем, не единичный, характеризует мироедов с их противодействиями, направленными против священников, восстающих против пьянства. К одному из местных священников приходит крестьянка и со слезами на глазах просит, чтобы священник запретил её мужу пьянствовать. Священник тотчас призывает крестьянина, мужа просительницы, и делает ему строгое наставление, выставивши на вид все то зло, какое причинило крестьянину пьянство. После этого по селу разнеслась молва, что Мирон (имя крестьянина) не стал пить водку, прекратил посещение кабака и исключительно занялся восстановлением своего расстроенного хозяйства. Недели через две Мирон снова является к священнику и просит у него 30 р. денег, нужных ему для покупки, только что пропитой им, лошади, при этом клянётся, что никогда не будет пить ни одной капли водки. Видя чистосердечное раскаяние, священник дает ему просимую им сумму денег. Получивши деньги, крестьянин с радостью возвращается домой; но ему не суждено было купить лошади. Весть о перемене Мирона к лучшему встретила сильное несочувствие в среде мироедов, очень часто пировавших на счет Мирона. Теперь они должны были лишиться этого удовольствия. Чтобы это не осуществилось на самом деле, они предпринимают свои меры, – напоминают Мирону о его прежних, скрытых ими, проступках и грозят судом. Такие угрозы действуют, конечно, сильнее всяких вразумлений со стороны священника и достигают желанного результата. И вот Мирон снова в кабаке угощает своих «заступников». Все деньги, взятые на покупку лошади, были пропиты, а Мирон в порыве увлечения грозил священнику сжечь все его состояние, если хоть один раз он услышит от священника требование долга. Таким образом, все старания священника вразумить заблудшего и дать ему возможность исправить распространенное хозяйство оказались совершенно напрасными и не принесли никакой пользы. При таком крайнем развитии пьянства в селе понятным становится, что нравственность жителей находится далеко не в удовлетворительном состоянии. Кроме пьянства упадку нравственно-религиозной жизни много способствует развитие так называемого черничества. Основательницами черничества в селе являются вдовы и застарелые девы из крестьян. К ним присоединяются и молодые девушки, по разным физическим недостаткам не думающие выйти замуж. В настоящее время черничество увлекает весьма многих крестьянских девушек и без всяких физических недостатков. Живут черницы в отдельных домиках по три и по четыре лица; занимаются рукоделием и чтением псалтири по умершим. В домах или, как их обыкновенно называют, кельях всегда чисто и опрятно; здесь всегда можно встретить радушный прием и приличное угощение всякому деревенскому аристократу. Вся корпорация черниц весьма сомнительного поведения и во многом напоминает собою черниц, выведенных Никитиным в «дневнике семинариста». Эти quasi благочестивые девственницы имеют большое влияние на необразованную массу народа – они рассказывают народу о своих видениях, о таинственных снах, об искушениях, которым подвергаются они со стороны бесов и чрез это являются в глазах народа, как лица, угодные Богу, а, следовательно, и авторитетные в деле религии. Все надобные рассказы имеют самый нелепый характер и способствуют развитию в среде народа грубых понятий и суеверий. Черницы убеждают народ не поминать умерших в храме, но давать на поминовение деньги им, черницам, у которых в кельях всегда горит неугасаемая лампада, и которые через это могут помянуть умерших «лучше», чем «женатые священники.» Эта мнимая неугасаемость лампады действует на некоторых весьма соблазнительно, и черницы, благодаря этой неугасаемости лампады, получают от жителей значительное количество денег для своего материального обеспечения. Убеждают общество удалить просфорню из духовных, а право печь просфоры предоставить им черницам. Словом, черницы приносят весьма много зла, вносят в общество разлагающие элементы. Нередко черниц посещают странствующие чернецы – «Божии страннички» как обыкновенно называют их черницы. Эти «Божии страннички» сомнительной репутации гостят у своих «сестер» иногда по целым неделям и своими бессмысленными рассказами и фарисейством пред народом еще более поднимают авторитет черниц, как жен, которые не гнушаются принимать у себя «изгнанных правды ради».Ив. Яблоновский